Добрый день! Поясните пожалуйста, в чем смысл водосвятных молебнов? Для чего освещается вода на них? Какие бывают молебны? В каких случаях их заказывают? Здравствуйте!Прошу прощения за долгое молчание. Итак, что такое водосвятие и для чего оно нужно?У каждого из нас в жизни есть такие моменты, когда нам просто...
Другие вопросы
Задайте свой вопрос

Священномученик Уар (Шмарин), Липецкий, епископ

        

 

Свя­щен­но­му­че­ник Уар (в ми­ру Петр Алек­се­е­вич Шма­рин) ро­дил­ся 11 ок­тяб­ря 1880 го­да в се­ле Но­во-Си­тов­ка Там­бов­ской гу­бер­нии в бед­ной кре­стьян­ской се­мье Алек­сея и Мар­фы Шма­ри­ных. У них бы­ло три­на­дцать де­тей, но до взрос­ло­го воз­рас­та до­жи­ли толь­ко Петр и его сест­ра. Отец умер ра­но, и Мар­фе Фила­тьевне од­ной при­шлось рас­тить и вос­пи­ты­вать де­тей. Петр с ше­сти лет по­мо­гал ма­те­ри по хо­зяй­ству. Пер­вым его де­лом бы­ло па­сти гу­сей.
В хра­ме се­ла Но­во-Си­тов­ка слу­жил мо­ло­дой свя­щен­ник; его же­на бы­ла до­че­рью свя­щен­ни­ка то­го же при­хо­да, ко­то­рый по­сле ру­ко­по­ло­же­ния зя­тя на этот при­ход ушел по ста­ро­сти и нездо­ро­вью за штат, остав­шись жить в том же се­ле. Этот свя­щен­ник стал при­смат­ри­вать­ся к сы­ну вдо­вы и, най­дя его не по воз­рас­ту раз­ви­тым, по­со­ве­то­вал Мар­фе Фила­тьевне от­дать его осе­нью в шко­лу. Та воз­ра­зи­ла, что в шко­лу ему нече­го на­деть. Свя­щен­ник взял все рас­хо­ды по об­ра­зо­ва­нию маль­чи­ка на се­бя, и Петр бла­го­по­луч­но окон­чил че­ты­рех­го­дич­ную сель­скую шко­лу, при­чем по всем пред­ме­там неиз­мен­но имел от­лич­ные оцен­ки.
По­сле то­го как шко­ла бы­ла окон­че­на, свя­щен­ник при­звал его к се­бе и ска­зал: «Пет­ру­ша, ес­ли ты мне дашь сло­во, что ты бу­дешь свя­щен­ни­ком, я зай­мусь тво­им об­ра­зо­ва­ни­ем. Я по­мо­гу те­бе окон­чить гим­на­зию и се­ми­на­рию». Петр дал сло­во, и свя­щен­ник, вы­сту­пив усерд­ным хо­да­та­ем за маль­чи­ка, опре­де­лил его на ка­зен­ный счет – сна­ча­ла в гим­на­зию в Там­бо­ве, а за­тем в цер­ков­но-учи­тель­скую се­ми­на­рию, на­хо­див­шу­ю­ся в се­ле Но­во-Алек­сан­дров­ка Коз­лов­ско­го уез­да Там­бов­ской гу­бер­нии.
По окон­ча­нии се­ми­на­рии Петр Алек­се­е­вич стал ра­бо­тать учи­те­лем. Чтобы ис­пол­нить дан­ное свя­щен­ни­ку сло­во и быть ру­ко­по­ло­жен­ным в свя­щен­ни­че­ский сан, на­до бы­ло сна­ча­ла же­нить­ся, и он по­сва­тал­ся к де­ви­це Клав­дии. Она толь­ко что окон­чи­ла гим­на­зию, и ей ис­пол­ни­лось 16 лет. Ее се­мья бы­ла ста­рин­но­го ро­да, из дон­ско­го ка­за­че­ства, и мать, Ан­на Ива­нов­на Стрель­ни­ко­ва, ни за что не хо­те­ла от­да­вать дочь за вы­ход­ца из бед­ной кре­стьян­ской се­мьи. Все бра­тья Ан­ны Ива­нов­ны жи­ли в то вре­мя в го­ро­де Ле­бе­дя­ни Там­бов­ской гу­бер­нии и при­над­ле­жа­ли к куп­цам тре­тьей гиль­дии.
Петр Алек­се­е­вич ока­зал­ся од­на­ко на­стой­чи­вым же­ни­хом и в кон­це кон­цов уго­во­рил Ан­ну Ива­нов­ну со­гла­сить­ся на брак до­че­ри. Они об­вен­ча­лись, и вско­ре вслед за этим, 21 мар­та 1904 го­да, он был ру­ко­по­ло­жен в сан диа­ко­на и на­прав­лен слу­жить в Са­ра­тов­скую епар­хию. Здесь у диа­ко­на Пет­ра и Клав­дии Ге­ор­ги­ев­ны ро­ди­лось трое де­тей – две до­че­ри, Ма­рия и Клав­дия, и сын Ни­ко­лай.
В фев­ра­ле 1910 го­да свя­щен­но­на­ча­лие пред­ло­жи­ло диа­ко­ну Пет­ру от­пра­вить­ся для слу­же­ния или в Аме­ри­ку, или в Фин­лян­дию. Он вы­брал слу­же­ние в Аме­ри­ке, но это­му ре­ше­нию вос­про­ти­ви­лась Ан­на Ива­нов­на, а так­же брат и сест­ра же­ны, мо­ти­ви­руя свое неже­ла­ние от­пус­кать Клав­дию даль­но­стью Аме­ри­ки, тем, что, рас­став­шись, они мог­ли уже во всю жизнь не уви­деть­ся. Отец Петр под­чи­нил­ся же­ла­нию род­ствен­ни­ков, со­об­щив свя­щен­но­на­ча­лию, что го­тов ехать слу­жить в Фин­лян­дию.
28 ок­тяб­ря 1910 го­да диа­кон Петр был ру­ко­по­ло­жен в сан свя­щен­ни­ка ко хра­му, рас­по­ло­жен­но­му на ост­ро­ве Ман­чин­са­ари[1] на Ла­дож­ском озе­ре. И окон­чив учеб­ное за­ве­де­ние, отец Петр не счи­тал по­лу­чен­ное им об­ра­зо­ва­ние до­ста­точ­ным и всю жизнь за­ни­мал­ся са­мо­об­ра­зо­ва­ни­ем. Он со­брал до­ма боль­шую биб­лио­те­ку, в ко­то­рую вхо­ди­ли как кни­ги ду­хов­но­го со­дер­жа­ния, так и свет­ские кни­ги. Он знал все ре­ли­ги­оз­но-фило­соф­ские те­че­ния то­го вре­ме­ни и был све­дущ в во­про­сах, ко­то­рые го­ря­чо об­суж­да­лись то­гда в об­ра­зо­ван­ном об­ще­стве. Отец Петр хо­ро­шо был осве­дом­лен и о том, что про­ис­хо­дит в Рос­сии и в осталь­ном ми­ре. У него бы­ли об­шир­ные по­зна­ния в об­ла­сти ме­ди­ци­ны и со­бра­на боль­шая биб­лио­те­ка по спе­ци­аль­ным ме­ди­цин­ским во­про­сам. Он ни­ко­гда не об­ра­щал­ся к по­мо­щи вра­чей и сво­их де­тей ле­чил сам, за ис­клю­че­ни­ем слу­ча­ев чрез­вы­чай­ных, ко­гда тре­бо­ва­лось хи­рур­ги­че­ское вме­ша­тель­ство. К нему за ме­ди­цин­ской по­мо­щью об­ра­ща­лись кре­стьяне всех окрест­ных се­ле­ний. При­хо­жане ува­жа­ли его и лю­би­ли.
Бу­дучи сам вы­ход­цем из се­мьи бед­ных кре­стьян, он ощу­щал их осо­бен­но близ­ки­ми, и кре­стьяне в свою оче­редь от­но­си­лись к нему как к на­род­но­му пас­ты­рю.
При­ход на­хо­дил­ся непо­да­ле­ку от Ва­ла­ам­ско­го мо­на­сты­ря, и к от­цу Пет­ру ча­сто при­ез­жа­ли мо­на­хи мо­на­сты­ря, ко­то­рые оста­нав­ли­ва­лись у не­го в до­ме. Отец Петр был че­ло­ве­ком от­кры­тым, об­щи­тель­ным и с каж­дым мог най­ти об­щий язык. В его до­ме все­гда кто-ни­будь жил, и за стол ни­ко­гда не са­ди­лись од­ной толь­ко сво­ей се­мьей, но все­гда бы­ли го­сти.
Дом при­над­ле­жал при­хо­ду; он был вме­сти­тель­ным, и ме­ста хва­та­ло для всех. В то вре­мя ко­гда свя­щен­ник слу­жил в Ман­чин­са­ари, у него ро­ди­лось еще трое сы­но­вей. За­тем от­ца Пет­ра пе­ре­ве­ли в храм в се­ле Му­ста­мя­ги непо­да­ле­ку от Вы­бор­га.
Через неко­то­рое вре­мя в Фин­лян­дию пе­ре­еха­ли род­ствен­ни­ки Клав­дии Ге­ор­ги­ев­ны: ее мать, сест­ра с му­жем и брат, Ни­ко­лай Ге­ор­ги­е­вич, ко­то­рый стал ди­рек­то­ром гим­на­зии в Вы­бор­ге. В 1914 го­ду он был при­зван в ар­мию, ему бы­ло при­сво­е­но офи­цер­ское зва­ние, и он был от­ко­ман­ди­ро­ван в часть, сто­яв­шую в Вы­бор­ге. По­сле фев­раль­ской ре­во­лю­ции в ча­стях на­ча­лись бес­по­ряд­ки. Од­на­жды, ко­гда он был на квар­ти­ре в Вы­бор­ге, к нему при­бе­жал его ден­щик и ска­зал: «Ни­ко­лай Ге­ор­ги­е­вич, немед­лен­но уез­жай. Сол­да­ты взбун­то­ва­лись и сей­час за­яви­ли, что бу­дут хо­дить по квар­ти­рам и ре­зать офи­це­ров». Ни­ко­лай Ге­ор­ги­е­вич со­брал­ся и вы­ехал в Му­ста­мя­ги к от­цу Пет­ру. Здесь он же­нил­ся на до­че­ри куп­ца из Му­ста­мя­ги.
По­сле ре­во­лю­ции Фин­лян­дия от­де­ли­лась от Рос­сии, и отец Петр с се­мьей и все их род­ствен­ни­ки вы­еха­ли в Пет­ро­град. Из ве­щей взя­ли толь­ко са­мое необ­хо­ди­мое для де­тей. Отец Петр от­вез же­ну с детьми в се­ло Но­во-Си­тов­ка к сво­ей ма­те­ри, а сам остал­ся в Пет­ро­гра­де.
Ни­ко­лай Ге­ор­ги­е­вич с же­ной уехал в Ли­пецк, где устро­ил­ся пре­по­да­ва­те­лем в од­но из учеб­ных за­ве­де­ний. Ко­гда на­ча­лась граж­дан­ская вой­на, он был мо­би­ли­зо­ван в Крас­ную ар­мию и слу­жил в ней офи­це­ром. Ни­ко­лай Ге­ор­ги­е­вич был участ­ни­ком бо­ев на До­ну, и од­на­жды, ко­гда при­шлось непо­да­ле­ку от Но­во-Си­тов­ки фор­си­ро­вать ре­ку Дон, он про­ва­лил­ся под лед вме­сте с ло­ша­дью. Ему уда­лось вме­сте с ло­ша­дью вы­плыть. Од­на­ко су­шить­ся бы­ло негде, так как при­шлось сра­зу же всту­пить в бой. Был в то вре­мя до­воль­но силь­ный мо­роз, вся одеж­да на нем за­мерз­ла, он про­сту­дил­ся, по­пал в гос­пи­таль, и там вы­яс­ни­лось, что он бо­лен ту­бер­ку­ле­зом лег­ких. По­сле уста­нов­ле­ния ди­а­гно­за он уехал в Пет­ро­град.
В 1918 го­ду де­ти свя­щен­ни­ка в Но­во-Си­тов­ке за­бо­ле­ли ти­фом, а ко­гда вы­здо­ро­ве­ли, за­бо­ле­ла Клав­дия Ге­ор­ги­ев­на. Бо­лезнь раз­ви­лась столь стре­ми­тель­но, что, несмот­ря на по­слан­ную в Пет­ро­град те­ле­грам­му о ее бо­лез­ни, отец Петр до­брал­ся до Но­во-Си­тов­ки, ко­гда же­ну его уже по­хо­ро­ни­ли. Сю­да при­е­ха­ли и все род­ствен­ни­ки Клав­дии Ге­ор­ги­ев­ны, нуж­но бы­ло ре­шать, что де­лать с ше­стью си­ро­та­ми, ко­му и как по­мо­гать их вос­пи­ты­вать. В Пет­ро­град от­цу Пет­ру взять их бы­ло нель­зя, по­то­му что там был в это вре­мя го­лод. Пя­те­рых де­тей взя­ла к се­бе в Ле­бе­дянь ба­буш­ка Ан­на Ива­нов­на Стрель­ни­ко­ва, а дочь Клав­дию взя­ли род­ствен­ни­ки из Ли­пец­ка.
В Ле­бе­дя­ни они по­се­ли­лись у бра­та Ан­ны Ива­нов­ны, ко­то­рый был ко­гда-то куп­цом. До ре­во­лю­ции у него был боль­шой ка­мен­ный дом, ма­га­зи­ны и он вел до­воль­но боль­шую тор­гов­лю. По­сле ре­во­лю­ции часть до­ма ото­бра­ли, ото­бра­ли ма­га­зин, но у него еще оста­ва­лась в ту по­ру часть до­ма и при нем ма­лень­кая ла­воч­ка.
Вско­ре к ним из Пет­ро­гра­да при­е­хал отец Петр. Ему да­ли при­ход в де­ся­ти ки­ло­мет­рах от го­ро­да Ле­бе­дя­ни, в се­ле Тют­че­во. В со­став при­хо­да вхо­ди­ли, кро­ме то­го, два боль­ших се­ле­ния – Ку­ли­ко­во и Но­во­двор­ское. Отец Петр снял для се­бя и се­мьи квар­ти­ру в до­ме вдо­вы свя­щен­ни­ка, ко­то­рый слу­жил до него на этом при­хо­де.
Хо­зяй­ка оста­ви­ла се­бе од­ну боль­шую ком­на­ту, а от­цу Пет­ру от­да­ла три ком­на­ты.
При­хо­жане по­да­ри­ли се­мье свя­щен­ни­ка ко­ро­ву, ста­ли по­мо­гать про­дук­та­ми. Они в это вре­мя мог­ли счи­тать се­бя вполне обес­пе­чен­ны­ми. Здесь от­ца Пет­ра несколь­ко раз аре­сто­вы­ва­ли, но аре­сты бы­ли крат­ковре­мен­ны­ми – по­дер­жат сколь­ко-то дней и от­пу­стят. Глав­ной те­мой бе­сед при аре­стах бы­ло тре­бо­ва­ние снять сан, на что свя­щен­ник все­гда от­ве­чал ка­те­го­рич­ным от­ка­зом.
В 1922 го­ду об­ра­зо­вал­ся об­нов­лен­че­ский рас­кол: об­нов­лен­цы при под­держ­ке вла­стей ста­ли за­хва­ты­вать хра­мы. Цер­ков­ное управ­ле­ние бы­ло на­ру­ше­но, мно­гие при­хо­ды утра­ти­ли связь с епар­хи­аль­ны­ми ар­хи­ере­я­ми, ко­то­рые или бы­ли аре­сто­ва­ны, или на­хо­ди­лись из-за пре­пят­ствий, чи­ни­мых вла­стя­ми, на зна­чи­тель­ном рас­сто­я­нии, ли­шен­ные пра­ва по­ки­дать го­род.
Со­брав­ши­е­ся на съезд пред­ста­ви­те­ли ду­хо­вен­ства и ми­рян Ле­бе­дян­ско­го уез­да Там­бов­ской епар­хии по­ста­но­ви­ли упол­но­мо­чить свя­щен­ни­ка Пет­ра Шма­ри­на по­дать про­ше­ние Пат­ри­ар­ху Ти­хо­ну, ка­са­ю­ще­е­ся это­го во­про­са.
В сво­ем про­ше­нии Пат­ри­ар­ху от 2 ав­гу­ста 1923 го­да отец Петр пи­сал: «Ду­хо­вен­ство и жи­те­ли Ле­бе­дян­ско­го уез­да, остав­ши­е­ся вер­ны­ми ис­то­ри­че­ским ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ным на­ча­лам и укла­ду Пра­во­слав­ной Церк­ви, не име­ют фак­ти­че­ски сво­е­го за­кон­но­го епи­ско­па и чув­ству­ют се­бя в ду­хов­ном от­но­ше­нии в на­сто­я­щее вре­мя крайне си­рот­ли­во. Они не зна­ют, как и ку­да им об­ра­щать­ся в сво­их неот­лож­ных цер­ков­но­при­ход­ских нуж­дах. Яв­ля­ет­ся край­няя необ­хо­ди­мость в сво­ем епи­ско­пе, ко­то­рый объ­еди­нил и вдох­но­вил бы раз­роз­нен­ных пас­ты­рей и успо­ко­ил бы мя­ту­щих­ся па­со­мых. Но до раз­ре­ше­ния это­го во­про­са в за­кон­ном по­ряд­ке сле­до­ва­ло бы те­перь же вре­мен­но под­чи­нить в ка­но­ни­че­ском от­но­ше­нии ле­бе­дян­скую цер­ковь Елец­ко­му епи­ско­пу Ни­ко­лаю (Ни­коль­ско­му)... Об из­ло­жен­ном по­чти­тель­ней­ше про­шу пись­мен­ной ре­зо­лю­ции Ва­ше­го Свя­тей­ше­ства, ка­ко­вая и по­слу­жит нам ис­ход­ным ру­ко­во­дя­щим на­ча­лом в пред­сто­я­щей гро­мад­ной со­зи­да­тель­ной ра­бо­те на бла­го Свя­той Пра­во­слав­ной Рус­ской Церк­ви».
В от­ве­те Пат­ри­арх бла­го­сло­вил вре­мен­но по всем во­про­сам об­ра­щать­ся к епи­ско­пу Коз­лов­ско­му, ви­ка­рию Там­бов­ской епар­хии, Ди­мит­рию (Доб­ро­сер­до­ву).
В 1924 го­ду в дом к от­цу Пет­ру но­чью с обыс­ком при­шли со­труд­ни­ки ОГПУ. Вся се­мья под­ня­лась, пя­те­ро де­тей вы­стро­и­лись в ко­ри­до­ре. Один из со­труд­ни­ков ОГПУ мно­го­зна­чи­тель­но огля­дел их и за­тем ска­зал свя­щен­ни­ку: «А вам при­дет­ся с на­ми про­ехать». Отец Петр был за­клю­чен в тюрь­му в го­ро­де Ле­бе­дя­ни.
До­про­сы бы­ли дол­ги­ми, но до­пра­ши­ва­ли веж­ли­во, ста­ра­ясь бо­лее убе­дить, неже­ли за­пу­гать угро­за­ми, так как сле­до­ва­те­ли уже вполне разо­бра­лись, что угро­зы в дан­ном слу­чае при­ве­дут ско­рее к об­рат­но­му ре­зуль­та­ту. На до­про­сах со­труд­ни­ки ОГПУ пред­ла­га­ли ему снять сан – это бы­ло са­мое глав­ное для них. «У вас боль­шая се­мья, вам бу­дет очень труд­но в но­вых усло­ви­ях, – го­во­ри­ли они, – сни­ми­те сан. Вы че­ло­век вы­со­ко­об­ра­зо­ван­ный, нам та­кие лю­ди нуж­ны. Мы стро­им сей­час но­вое го­су­дар­ство, и нам нуж­ны об­ра­зо­ван­ные лю­ди. Мы вам да­дим хо­ро­шую, пре­стиж­ную ра­бо­ту, квар­ти­ру, обес­пе­чим вас всем, у вас не бу­дет ни­ка­ких за­бот. Един­ствен­ной по­ме­хой, чтобы все это вы по­лу­чи­ли, яв­ля­ет­ся ваш сан. Сни­ми­те его – и вы все по­лу­чи­те».
На все эти уго­во­ры и при­во­ди­мые ими ар­гу­мен­ты отец Петр все­гда и неиз­мен­но от­ве­чал: «То­го, че­го вы от ме­ня до­би­ва­е­тесь, – это­го вы ни­ко­гда не до­бье­тесь. Уж я та­кой че­ло­век: во что ве­рую – то­му ни­ко­гда не из­ме­ню, так что на­прас­ны все ва­ши уси­лия». Столк­нув­шись с непре­клон­ной во­лей доб­ро­же­ла­тель­но­го и ми­ро­лю­би­во на­стро­ен­но­го свя­щен­ни­ка и учи­ты­вая, воз­мож­но, что он вы­хо­дец из бед­но­го кре­стьян­ско­го со­сло­вия, вла­сти и на этот раз осво­бо­ди­ли его.
По­сле аре­ста свя­щен­ни­ка трех его сы­но­вей взял к се­бе в Пет­ро­град Ни­ко­лай Ге­ор­ги­е­вич, устро­ив­ший­ся там пре­по­да­ва­те­лем. Стар­ший сын Ни­ко­лай остал­ся жить в се­ле Тют­че­во. Ко­гда свя­щен­но­на­ча­лие пред­ло­жи­ло от­цу Пет­ру при­нять епи­скоп­ский сан, он по­со­ве­то­вал Ни­ко­лаю ру­ко­по­ло­жить­ся в сан свя­щен­ни­ка ко хра­му в се­ле Тют­че­во, где его все хо­ро­шо зна­ли, чтобы храм не остал­ся без свя­щен­ни­ка. Ни­ко­лай со­гла­сил­ся, был ру­ко­по­ло­жен и стал слу­жить в се­ле Тют­че­во. Вско­ре он по­лу­чил через при­хо­жан из­ве­стие, что вла­сти го­то­вят­ся его аре­сто­вать. Неко­то­рые из при­хо­жан пред­ло­жи­ли ему на вре­мя по­ки­нуть се­ло. Он тай­но вме­сте с се­мьей уехал и вско­ре по­лу­чил на­зна­че­ние в храм в се­ле Ка­мен­ка.
20 ав­гу­ста 1926 го­да свя­щен­ник Петр Шма­рин по пред­ва­ри­тель­ном по­стри­же­нии в мо­на­ше­ство с име­нем Уар был хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Ли­пец­ко­го. Епар­хия в то вре­мя вклю­ча­ла при­хо­ды Ли­пец­ко­го, Бо­рин­ско­го, Нижне-Сту­де­нец­ко­го, Крас­нин­ско­го, Ле­бе­дян­ско­го и Тру­бет­чин­ско­го рай­о­нов. Сна­ча­ла он слу­жил в го­ро­де Ли­пец­ке в Хри­сто­рож­де­ствен­ском со­бо­ре, а по­сле его за­кры­тия в 1931 го­ду – в Успен­ской церк­ви. Епи­скоп Уар стал непо­ко­ле­би­мым опло­том пра­во­сла­вия в Ли­пец­ком крае и непри­ми­ри­мым бор­цом с об­нов­лен­че­ством.
В 1932 го­ду вла­сти аре­сто­ва­ли сы­на епи­ско­па, свя­щен­ни­ка Ни­ко­лая Шма­ри­на. В тюрь­ме ему пред­ло­жи­ли снять сан, но он от­ка­зал­ся и был при­го­во­рен к трем го­дам за­клю­че­ния в ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вом ла­ге­ре в Си­би­ри. Он пи­сал от­ту­да, чтобы за него не бес­по­ко­и­лись, его по­ло­же­ние зна­чи­тель­но луч­ше, чем у мно­гих дру­гих, так как он ра­бо­та­ет не на об­щих ра­бо­тах, а сче­то­во­дом. Его се­мья в это вре­мя уеха­ла в Бо­ри­со­глебск, где они ку­пи­ли ма­лень­кий до­мик. Ко­гда отец Ни­ко­лай вер­нул­ся из за­клю­че­ния, вла­сти пре­ду­пре­ди­ли его, что, как толь­ко он начнет слу­жить в хра­ме, они тут же его аре­сту­ют. Свя­щен­ник по­ехал к епи­ско­пу Уа­ру и ска­зал ему, что свя­щен­ный сан он сни­мать не хо­чет, но и слу­жить, вви­ду всех угроз, не мо­жет. По­сле раз­го­во­ра с епи­ско­пом он устро­ил­ся уче­ни­ком в ча­со­вую ма­стер­скую, а за­тем стал ра­бо­тать в ней ча­со­вым ма­сте­ром.
Все три сы­на епи­ско­па, жив­шие в Пет­ро­гра­де, за­бо­ле­ли ту­бер­ку­ле­зом. Вла­ды­ка за­брал их к се­бе в Ли­пецк и, бу­дучи зна­ком с луч­ши­ми вра­ча­ми то­го вре­ме­ни и сам об­ла­дая нема­лы­ми по­зна­ни­я­ми в об­ла­сти ме­ди­ци­ны, пред­при­нял нема­лые уси­лия для из­ле­че­ния де­тей от бо­лез­ни. Но Гос­по­ду бы­ло угод­но иное, и трое сы­но­вей епи­ско­па один за дру­гим умер­ли в Ли­пец­ке.
Ар­хи­пас­тыр­ская де­я­тель­ность епи­ско­па, его вер­ность пра­во­сла­вию, из­вест­ность сре­ди ве­ру­ю­щих все бо­лее бес­по­ко­и­ли вла­сти, и они ста­ли ис­кать по­вод из­ба­вить­ся от него.
Во вре­мя Ве­ли­ко­го по­ста в пер­вых чис­лах ап­ре­ля 1935 го­да ста­ло из­вест­но, что вла­сти име­ют на­ме­ре­ние по­слать 10 ап­ре­ля бри­га­ду ра­бо­чих для сня­тия ко­ло­ко­лов с Хри­сто­рож­де­ствен­ской церк­ви в се­ле Сту­ден­ки. На рас­све­те это­го дня ста­ро­ста хра­ма Аку­ли­на Ива­нов­на Ти­то­ва при­шла к цер­ков­но­му сто­ро­жу и пре­ду­пре­ди­ла, что в этот день при­е­дет бри­га­да по сбо­ру ме­тал­ло­ло­ма, и по­про­си­ла не да­вать сни­мать ко­ло­ко­ла. По­сле это­го она обо­шла с та­ким же пре­ду­пре­жде­ни­ем ве­ру­ю­щих жен­щин, а за­тем, взяв клю­чи от хра­ма, уеха­ла в Ли­пецк к епи­ско­пу Уа­ру. При­шед­шая в этот день бри­га­да ра­бо­чих, най­дя две­ри хра­ма за­пер­ты­ми, от­бы­ла во­сво­я­си, а ста­ро­ста, встре­тив­шись с епи­ско­пом, со­об­щи­ла ему, что име­ет на­ме­ре­ние ехать в Во­ро­неж с жа­ло­бой на неза­кон­ные дей­ствия мест­ных вла­стей. Вла­ды­ка от­ве­тил, что ее по­езд­ка ока­жет­ся без­ре­зуль­тат­ной, что ес­ли вла­сти ре­ши­ли снять ко­ло­ко­ла, то они их сни­мут. А власть что в Ли­пец­ке, что в Во­ро­не­же – од­на и та же.
Аку­ли­на Ива­нов­на по­слу­ша­лась со­ве­та вла­ды­ки и вер­ну­лась до­мой. 19 ап­ре­ля к ве­че­ру сно­ва при­бы­ла бри­га­да ра­бо­чих. На этот раз клю­чи от хра­ма бы­ли у сто­ро­жа, он от­дал их, и ра­бо­чие при­сту­пи­ли к сня­тию ко­ло­ко­лов. Но по­сколь­ку вре­мя бы­ло позд­нее и уже стем­не­ло, они успе­ли лишь ото­рвать язык у боль­шо­го ко­ло­ко­ла и сбро­сить его на зем­лю. Но­чью ста­ро­ста уго­во­ри­ла де­ре­вен­ских му­жи­ков под­нять язык на ко­ло­коль­ню, что те и сде­ла­ли.
Ра­но утром бри­га­да из че­ты­рех ра­бо­чих, при­сту­пив­шая к сбра­сы­ва­нию ко­ло­ко­лов, об­на­ру­жи­ла, что язык боль­шо­го ко­ло­ко­ла воз­вра­щен на свое ме­сто. Ра­бо­чие ста­ли сбра­сы­вать ко­ло­ко­ла, на­чав с мень­ших. Тем вре­ме­нем око­ло ко­ло­коль­ни со­бра­лось око­ло пя­ти­де­ся­ти жен­щин, ко­то­рые ста­ли шум­но про­те­сто­вать и кри­чать, но по­сколь­ку это не по­мо­га­ло, то они разо­бра­ли ин­стру­мен­ты, и ра­бо­ты из-за это­го и на этот раз при­шлось пре­кра­тить. Спу­стив­шись с ко­ло­коль­ни, ра­бо­чие столк­ну­лись с тол­пой жен­щин, ко­то­рые кри­ча­ли, на­зы­вая их кро­во­пий­ца­ми. Те про­сле­до­ва­ли в сель­со­вет и вы­зва­ли от­ту­да по те­ле­фо­ну ми­ли­цию. Вско­ре при­е­ха­ли два кон­ных ми­ли­ци­о­не­ра с вин­тов­ка­ми и ста­ли угро­жать жен­щи­нам рас­пра­вой и при­ме­не­ни­ем ору­жия.
За­тем в те­че­ние ме­ся­ца вла­сти аре­сто­ва­ли свя­щен­ни­ка, диа­ко­на, ста­ро­сту хра­ма и наи­бо­лее ак­тив­ных при­хо­жан.
Все они бы­ли за­клю­че­ны в тюрь­му в го­ро­де Ли­пец­ке. Остав­ший­ся на сво­бо­де свя­щен­ник со­гла­сил­ся лже­сви­де­тель­ство­вать про­тив епи­ско­па Уа­ра и аре­сто­ван­но­го со­бра­та-свя­щен­ни­ка. Под дав­ле­ни­ем сле­до­ва­те­лей, сби­тый с тол­ку лже­сви­де­тель­ства­ми, со­гла­сил­ся да­вать по­ка­за­ния про­тив епи­ско­па и аре­сто­ван­ный пас­тырь. На ос­но­ва­нии этих сви­де­тельств 8 июня 1935 го­да вла­ды­ка был аре­сто­ван и за­клю­чен в тюрь­му в го­ро­де Ли­пец­ке. На сле­ду­ю­щий день по­сле аре­ста сле­до­ва­тель вы­звал его на до­прос и спро­сил:
– Что вам из­вест­но о мас­со­вом ан­ти­со­вет­ском вы­ступ­ле­нии жен­щин се­ла Сту­ден­ки, имев­шем ме­сто 19-20 ап­ре­ля 1935 го­да на поч­ве сня­тия ко­ло­ко­лов в сту­де­нов­ской церк­ви?
– Не пом­ню ка­ко­го чис­ла, в ап­ре­ле 1935 го­да, во вре­мя служ­бы в мо­на­стыр­ской церк­ви мне при­слу­жи­ва­ли в церк­ви де­ти из се­ла Сту­ден­ки и рас­ска­за­ли о том, что в се­ло Сту­ден­ки при­е­ха­ли сни­мать ко­ло­ко­ла, но сбе­жал­ся на­род и разо­гнал их, а ве­рев­ки, ко­то­ры­ми долж­ны бы­ли сни­мать ко­ло­ко­ла, рас­та­щи­ли. По­сле это­го через несколь­ко дней ко мне на квар­ти­ру при­шла цер­ков­ная ста­ро­ста се­ла Сту­ден­ки, ко­то­рая ска­за­ла, что про­сит мо­е­го бла­го­сло­ве­ния на ее по­езд­ку в Во­ро­неж жа­ло­вать­ся на мест­ную власть и про­сить о том, чтобы сня­тие ко­ло­ко­лов за­пре­ти­ли. Я ста­рал­ся ее от по­езд­ки от­со­ве­то­вать, го­во­ря, что она бу­дет без­ре­зуль­тат­ной, что ес­ли ре­ше­но снять ко­ло­ко­ла, то их все рав­но сни­мут. И бла­го­сло­ве­ния ей на по­езд­ку не дал. Через несколь­ко дней в мо­на­стыр­ской церк­ви я слы­шал, что ста­ро­ста хра­ма и с ней еще несколь­ко че­ло­век аре­сто­ва­ны.
До­про­сы про­дол­жа­лись в те­че­ние трех недель. На од­ном из по­след­них до­про­сов сле­до­ва­тель спро­сил вла­ды­ку:
– При­зна­е­те ли вы се­бя ви­нов­ным в предъ­яв­лен­ном вам об­ви­не­нии?
– Ви­нов­ным се­бя я не при­знаю. Ни­ко­гда я аги­та­ции про­тив со­вет­ской вла­сти и ее ме­ро­при­я­тий не вел. Так­же ни­ка­ко­го уча­стия в вы­ступ­ле­нии жен­щин, не да­вав­ших сни­мать в се­ле Сту­ден­ки ко­ло­ко­ла, не при­ни­мал.
– Ка­ко­го со­дер­жа­ния у вас бы­ли раз­го­во­ры о кол­лек­ти­ви­за­ции в пе­ри­од 1930-1931 го­дов с Со­фий­ским?
– В пе­ри­од 1930 и 1931 го­да у ме­ня на квар­ти­ре свя­щен­ник Со­фий­ский ни­ко­гда не бы­вал и раз­го­во­ров с ним о кол­лек­ти­ви­за­ции я не вел. Ни­ко­гда в раз­го­во­рах с ним я от­ри­ца­тель­но о кол­лек­ти­ви­за­ции не вы­ска­зы­вал­ся. Зи­мой 1933-1934 го­да Со­фий­ский у ме­ня на квар­ти­ре бы­вал несколь­ко раз. Был ли у ме­ня с ним в то вре­мя раз­го­вор о недо­стат­ке хле­ба, я не пом­ню, но по­ла­гаю, что не был. О том же, что со­вет­ская власть сво­и­ми кол­хо­за­ми рас­стро­и­ла зем­ле­де­лие, что в кол­хо­зах при­ну­ди­тель­ный труд, от ко­то­ро­го нече­го ждать, – я не го­во­рил.
25 июня 1935 го­да сле­до­ва­те­ли устро­и­ли оч­ную став­ку епи­ско­па со свя­щен­ни­ком Кон­стан­ти­ном Со­фий­ским. Свя­щен­ник ска­зал:
– Я у епи­ско­па Шма­ри­на по ро­ду сво­ей служ­бы бы­вал неод­но­крат­но. В раз­го­во­рах он за­тра­ги­вал во­про­сы кол­лек­ти­ви­за­ции. В част­но­сти, в пе­ри­од 1930-1931 го­дов, ко­гда про­во­ди­лась в де­ревне кол­лек­ти­ви­за­ция, Шма­рин в раз­го­во­рах со мной вы­ска­зы­вал свое от­ри­ца­тель­ное от­но­ше­ние к кол­хо­зам, го­во­ря, что кол­лек­ти­ви­за­ция про­во­дит­ся на­силь­ствен­но, что кре­стьяне ид­ти в кол­хоз не хо­тят, что от кол­хо­зов кре­стья­нин бу­дет го­ло­дать, и по­это­му со­вет­ская власть не удер­жит­ся. При­мер­но в 1933 го­ду, ко­гда я был у Шма­ри­на на квар­ти­ре, он ме­ня спро­сил, как я об­хо­жусь с хле­бом. Я от­ве­тил, что по­ку­паю у кре­стьян на рын­ке. Шма­рин стал мне го­во­рить, что нуж­но за­па­стись хле­бом, по­то­му что вес­ной бу­дет го­лод, так как зем­ле­де­лие рас­стра­и­ва­ет­ся от кол­лек­ти­ви­за­ции.
Сле­до­ва­тель спро­сил, со­гла­сен ли епи­скоп с по­ка­за­ни­я­ми свя­щен­ни­ка. Вла­ды­ка от­ве­тил:
– В пер­вой по­ло­вине 1934 го­да Со­фий­ский у ме­ня на квар­ти­ре ни ра­зу не был. Раз­го­во­ров о кол­лек­ти­ви­за­ции я с ним ни­ко­гда не вел, за ис­клю­че­ни­ем един­ствен­но­го слу­чая в мае 1935 го­да. По­сле мо­ей по­езд­ки в Елец у ме­ня на квар­ти­ре был Со­фий­ский и ин­те­ре­со­вал­ся мо­ей по­езд­кой и, в част­но­сти, спра­ши­вал, осво­бо­ди­ли ли аре­сто­ван­ных в Ель­це ар­хи­епи­ско­па и свя­щен­ни­ков, так­же спро­сил, как там кол­хо­зы. Я ска­зал, что аре­сто­ван­ное ду­хо­вен­ство по­ка си­дит, а го­во­ря о кол­хо­зах, я при­вел та­кой при­мер. У ме­ня недав­но был ста­рик кре­стья­нин из се­ла Куй­ма­ни, ко­то­рый име­ет за­пи­сав­ше­го­ся в кол­хоз сы­на (как его зо­вут, я не знаю), и спро­сил ме­ня, мож­но ли иметь об­ще­ние с сы­ном-кол­хоз­ни­ком, так как кол­хоз­ни­кам нель­зя хо­дить в цер­ковь. Я ему на это от­ве­тил, что с сы­ном свя­зи по­ры­вать не на­до, и что ни­кто не за­пре­ща­ет хо­дить кол­хоз­ни­кам в цер­ковь, и что ра­бо­тать ве­ру­ю­ще­му че­ло­ве­ку вме­сте с неве­ру­ю­щим не грех. Со­фий­ско­му я еще го­во­рил, что бла­го­со­сто­я­ние кол­хоз­ни­ка за­ви­сит от то­го, что, ес­ли лю­ди не ле­нят­ся, а ра­бо­та­ют, они име­ют хлеб.
– Я ка­те­го­ри­че­ски под­твер­ждаю, что у Шма­ри­на я бы­вал неод­но­крат­но и до пер­вой по­ло­ви­ны 1934 го­да, – ска­зал отец Кон­стан­тин. – Так, на­при­мер, в ян­ва­ре 1933 го­да я был у Шма­ри­на на квар­ти­ре по во­про­су вен­ча­ния раз­ве­ден­ных. По­сле при­ез­да Шма­ри­на из Ель­ца я был у него на квар­ти­ре и спра­ши­вал о по­ло­же­нии аре­сто­ван­но­го ду­хо­вен­ства. О кол­хо­зах у нас с ним воз­ник раз­го­вор в свя­зи с тем, что Шма­рин ез­дил в Елец освя­щать цер­ковь, ра­нее за­ня­тую под ссып­ку хле­ба. Я спро­сил, бу­дем ли мы освя­щать церк­ви, ра­нее за­ня­тые кол­хоз­ным хле­бом. На это он от­ве­тил утвер­ди­тель­но. Раз­го­вор пе­ре­шел на кол­хо­зы, и Шма­рин пе­ре­ска­зал из­ло­жен­ный им вы­ше слу­чай со ста­ри­ком из Куй­ма­ни. Шма­рин, в част­но­сти, го­во­рил в тот раз, что где труд ор­га­ни­зо­ван в кол­хо­зе, там есть и хлеб.
– Был ли у ме­ня в ян­ва­ре 1933 го­да Со­фий­ский, я не пом­ню. Воз­мож­но и был, но раз­го­во­ров с ним я ве­сти не мог, так как ес­ли он и был, то в те­че­ние несколь­ких ми­нут – под­пи­сать ре­зо­лю­цию о раз­ре­ше­нии бра­ка, – воз­ра­зил вла­ды­ка.
За­тем был про­из­ве­ден це­лый ряд оч­ных ста­вок епи­ско­па со свя­щен­ни­ком Хри­сто­рож­де­ствен­ской церк­ви се­ла Сту­ден­ки Ки­рил­лом Сур­ни­ным, ко­то­рый на оч­ной став­ке ска­зал:
– В пе­ри­од убо­роч­ной кам­па­нии 1934 го­да сто­ял во­прос об ис­поль­зо­ва­нии сту­де­нов­ской церк­ви под ссып­ку хле­ба. Ко­гда я был в до­ме епи­ско­па Шма­ри­на, где я встав­лял в ок­на стек­ла, Шма­рин мне го­во­рил, что пло­хо по­сту­па­ют ми­ряне Пре­об­ра­жен­ской церк­ви, от­дав храм под ссып­ку хле­ба, что они тем са­мым по­да­ют пло­хой при­мер дру­гим хра­мам. Кро­ме то­го, Шма­рин ве­лел пе­ре­дать Со­фий­ско­му и Ис­а­е­ву, чтобы мы все вме­сте убе­ди­ли Аку­ли­ну Ива­нов­ну Ти­то­ву не да­вать сту­де­нов­скую цер­ковь под ссып­ку хле­ба. Этот раз­го­вор я пе­ре­дал Со­фий­ско­му, Ис­а­е­ву и Ти­то­вой.
– Сур­нин у ме­ня в до­ме в это вре­мя был, стек­ла встав­лял. Ка­кой у ме­ня с ним был раз­го­вор, я сей­час не пом­ню. До­пус­каю, что та­кой раз­го­вор с Сур­ни­ным, как это он по­ка­зы­ва­ет, о неда­че церк­вей под ссып­ку хле­ба мог быть, – ска­зал вла­ды­ка.
– 7 ян­ва­ря се­го го­да Шма­рин, Со­фий­ский, Ис­а­ев и я бы­ли в до­ме Аку­ли­ны Ива­нов­ны Ти­то­вой. Шма­рин рас­ска­зы­вал, что в од­ном из сел Тру­бет­чин­ско­го рай­о­на власть хо­те­ла снять ко­ло­ко­ла, но со­брав­ши­е­ся жен­щи­ны не до­пу­сти­ли сня­тия и да­же из­би­ли аген­та ОГПУ, – ска­зал отец Ки­рилл.
– Я под­твер­ждаю это по­ка­за­ние Сур­ни­на как пра­виль­ное, за ис­клю­че­ни­ем то­го, что я яко­бы го­во­рил, что из­би­ли аген­та ОГПУ. Я го­во­рил, что жен­щи­ны ста­щи­ли его с ло­ша­ди, а не из­би­ли, – по­пра­вил вла­ды­ка.
Да­лее бы­ла про­ве­де­на оч­ная став­ка меж­ду свя­щен­ни­ка­ми Со­фий­ским и Сур­ни­ным, ко­то­рые уже друг пе­ред дру­гом в при­сут­ствии сле­до­ва­те­ля под­твер­ди­ли свои по­ка­за­ния, ка­са­ю­щи­е­ся епи­ско­па Уа­ра, необ­хо­ди­мые след­ствию, чтобы иметь воз­мож­ность су­дить вла­ды­ку в об­ласт­ном су­де, где пред­по­ла­га­лась про­це­ду­ра за­се­да­ния и пре­ния сто­рон.
11 сен­тяб­ря 1935 го­да в го­ро­де Ли­пец­ке со­сто­я­лось за­се­да­ние вы­езд­ной сес­сии спе­ци­аль­ной кол­ле­гии Во­ро­неж­ско­го об­ласт­но­го су­да. На су­де вла­ды­ка Уар ска­зал: «Ви­нов­ным в предъ­яв­лен­ном мне об­ви­не­нии не при­знаю и по­яс­няю: в до­ме Ти­то­вой 7 ян­ва­ря 1935 го­да я был, но ни­ка­кой контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции сре­ди при­сут­ству­ю­щих не вел. В 1934 го­ду Сур­ни­ну о том, что пло­хо по­сту­па­ют ве­ру­ю­щие се­ла Сту­де­нок, от­дав цер­ковь под хлеб, я не го­во­рил. По­че­му это он го­во­рит, я не знаю».
В тот же день епи­ско­пу был про­чи­тан при­го­вор: во­семь лет тю­рем­но­го за­клю­че­ния.
По­сле су­да бы­ло раз­ре­ше­но сви­да­ние с род­ствен­ни­ка­ми, и к вла­ды­ке при­шли его де­ти. За вре­мя тю­рем­но­го за­клю­че­ния и след­ствия вла­ды­ка стал вы­гля­деть зна­чи­тель­но стар­ше сво­их лет. Но он был спо­ко­ен, как буд­то но­вые об­сто­я­тель­ства и пред­сто­я­щий срок за­клю­че­ния его по­чти не ка­са­лись. «Не плачь­те и не пе­ре­жи­вай­те, – ска­зал он де­тям. – Жи­ви­те, как жи­ли. Жи­ви­те чест­но. За ме­ня не мсти­те. Глав­ное – про­жить жизнь до­стой­но».
На сле­ду­ю­щий день вла­ды­ку эта­пом от­пра­ви­ли в тюрь­му в го­род Ми­чу­ринск Там­бов­ской об­ла­сти, где он про­был до мар­та 1936 го­да, а за­тем был от­прав­лен в Ка­ра­ган­дин­ские ла­ге­ря, ку­да при­был 8 фев­ра­ля 1937 го­да. Из ла­ге­ря он пи­сал пись­ма род­ным. Пи­сал, что жи­вет, сла­ва Бо­гу, жа­ло­вать­ся не на что. И физи­че­ский труд на поль­зу. Ему при­хо­дит­ся до­ро­ги мо­стить. Что ка­са­ет­ся пи­щи, то это щи да ка­ша, са­мая на­ша кре­стьян­ская пи­ща.
В те же го­ды был аре­сто­ван ста­ро­ста ли­пец­ко­го со­бо­ра, ко­то­рый по­пал в тот же ла­герь, что и вла­ды­ка. Он пи­сал род­ным: «Вла­ды­ке при­хо­дит­ся сей­час очень тя­же­ло. Он боль­ной и немощ­ный, а его за­став­ля­ют тя­же­ло ра­бо­тать. Но вы его все зна­е­те, он ни­ко­гда не уны­ва­ет, сам кре­пит­ся и нас всех под­дер­жи­ва­ет».
Вра­ча­ми по­сле про­ве­де­ния ме­ди­цин­ско­го об­сле­до­ва­ния у вла­ды­ки бы­ли об­на­ру­же­ны мио­кар­дит и пляс­ка свя­то­го Вит­та. Из-за тя­же­лых бо­лез­ней епи­ско­па пе­ре­ве­ли на долж­ность сче­то­во­да. Все это вре­мя вла­ды­ка со­дер­жал­ся в ба­ра­ке, где в ос­нов­ном бы­ли осуж­ден­ные по по­ли­ти­че­ским ста­тьям. Но в 1938 го­ду его пе­ре­ве­ли на уча­сток под на­зва­ни­ем Мер­ке­ле и по­ме­сти­ли в ба­рак, где бы­ли со­бра­ны од­ни уго­лов­ни­ки. 23 сен­тяб­ря 1938 го­да они уби­ли вла­ды­ку. Епи­скоп Уар (Шма­рин) был по­гре­бен на клад­би­ще Са­мар­ско­го от­де­ле­ния Ка­ра­ган­дин­ско­го ла­ге­ря; ныне это се­ло Са­мар­ка Ми­чу­рин­ско­го рай­о­на Ка­ра­ган­дин­ской об­ла­сти.


Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Му­че­ни­ки, ис­по­вед­ни­ки и по­движ­ни­ки бла­го­че­стия Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви ХХ сто­ле­тия. Жиз­не­опи­са­ния и ма­те­ри­а­лы к ним. Кни­га 6». Тверь. 2002. С. 167-183

Биб­лио­гра­фия

Клав­дия Пет­ров­на Шма­ри­на.
Ар­хив УФСБ РФ по Ли­пец­кой обл. Арх. № 25008.

При­ме­ча­ния

[1] Ныне Рес­пуб­ли­ка Ка­ре­лия, ост­ров Мант­син­са­ри.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru

 


 

 

материал взят с сайта Азбука веры

 

Сщмчч. Исмаила, Евгения, Иоанна, Константина, Петра, Василия, Глеба, Василия, Иоанна, Петра, Николая, Палладия пресвитеров и прмчч. Мелетия и Гавриила, мч. Симеона, мц. Татианы (1937). Сщмч. Уара, еп. Липецкого (1938): Священномученик Евгений Попов, пресвитер, Священномученик Иоанн Попов, пресвитер, Священномученик Константин Колпецкий, пресвитер, Священномученик Петр Григорьев, пресвитер, Священномученик Василий Максимов, пресвитер, Священномученик Глеб Апухтин, пресвитер, Священномученик Василий Малинин, пресвитер, Священномученик Иоанн Софронов, пресвитер, Священномученик Петр Юрков, пресвитер и мученик Симеон Туркин, Священномученик Николай Павлинов, пресвитер, Священномученик Палладий Попов, пресвитер, Преподобномученик Мелетий (Федюнев), иеромонах, Преподобномученик Гавриил (Яцик), архимандрит, Мученица Татиана Гримблит